Президент США Трамп сегодня решит, будет ли его страна выполнять условия сделки с Ираном. Москва призывает Вашингтон не выходить из нее. О том, почему у России такая позиция, РБК рассказал замминистра иностранных дел Сергей Рябков.
Президент США Дональд Трамп пообещал во вторник, 8 мая, принять решение, будет ли его страна выполнять соглашение по ядерной программе Ирана. Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД) был подписан Ираном и «Группой шести» (см. справку) в 2015 году. В соответствии с соглашением Тегеран обязался ограничить свою ядерную программу и поставить ее под международный контроль в обмен на отмену экономических санкций.
Трамп еще во время предвыборной кампании выступал за отмену сделки. Ближайшим союзником США в этом вопросе является Израиль. За сохранение СВПД выступают все остальные страны — подписанты соглашения, в том числе Россия. Накануне решения Трампа президент Франции Эмманюэль Макрон и канцлер ФРГ Ангела Меркель побывали в Вашингтоне. Оба являются сторонниками сохранения СВПД. В качестве компромисса Макрон предложил выработать дополнительное соглашение, которое снимет озабоченность не только по ядерной, но и по ракетной программе Тегерана, по его роли в регионе, в частности поддержке шиитских сил в Сирии и Ливане.
— Почему Россия выступает за сохранение ядерного соглашения с Ираном? Что Москва считает главным его достижением?
— Шестерка международных посредников (США, Франция, Германия и Великобритания, Россия, Китай) плюс Европейская внешнеполитическая служба после нескольких лет очень напряженной ситуации вокруг Ирана пришли к выводу, что единственным надежным способом урегулирования ситуации, связанной с иранской ядерной программой, является выработка договоренностей, которые нужно будет выполнять под строгим международным контролем. Эта договоренность была достигнута ценой долгих переговоров и взаимных компромиссов.
Весь период с 2015 года прошел «как по маслу». Не было поводов для взаимных упреков, все выполняли свои обязательства в соответствии с графиком. Нет никаких оснований говорить, что сделка была плохой, что она не послужила своей цели.
Для Ирана СВПД означал очень серьезное ограничение деятельности в ядерной сфере как по количеству обогатительных центрифуг, так и по объемам обогащаемого урана. Целый ряд направлений был просто перекрыт, к примеру переработка отработавшего ядерного топлива для потенциального выделения из этого облученного топлива плутония. Все это обеспечивалось надежнейшим контролем со стороны МАГАТЭ (Международное агентство по ядерной энергии). И МАГАТЭ демонстрировало ответственный и профессиональный подход к СВПД и его выполнению.
— Критики соглашения говорят, что Иран не был лишен возможности создать ядерный заряд.
— Сейчас нет никаких оснований считать, что Иран находится на пути к созданию взрывного устройства. СВПД поставил непреодолимые заслоны для создания компонентов, необходимых для организации испытательного ядерного взрыва. Иран пошел на сделку добровольно, в ожидании, что договоренность ознаменуется существенным расширением возможностей для экономического, технологического сотрудничества со всеми странами. Однако сейчас мы видим попытки со стороны администрации Трампа все это подвергнуть ревизии и перечеркнуть достигнутое под абсолютно надуманными предлогами.
— Справедливо ли сказать, что претензии к самой ядерной сделке есть только у США, остальные ее участники согласны с тем, что Иран выполняет все условия?
— По публичным заявлениям европейских лидеров можно говорить, что они разделяют мнение МАГАТЭ и что у европейцев есть полное понимание логики «не навредить». То, что у США есть претензии, — это факт. Вопрос, как разовьется ситуация в ближайшие дни, остается открытым. Мы призываем США воздержаться от опрометчивых шагов и не губить эту сделку.
— Если США все же на это пойдут, как может выглядеть выход Вашингтона из соглашения?
— Выйти можно по-разному. Можно просто выйти из сделки, объявив, что страна больше не считает себя связанной этой договоренностью. Можно не продлить режим отмены американских санкций. В последнем случае речь идет о тех санкциях, которые были приостановлены президентскими указами (waivers) после заключения СВПД. Вот это, видимо, и станет содержанием решений, о которых мы, возможно, услышим сегодня вечером. Но мы предостерегаем Вашингтон от такого рода объявлений, потому что это стало бы прямым нарушением СВПД.
— Президент Франции Эмманюэль Макрон в ходе недавнего визита в США заявил, что Париж готов работать над новым соглашением, которое дополнит СВПД. Пригласила ли французская сторона партнеров, в том числе Россию, к этой работе?
— Мы получили от французской стороны информацию о том, что конкретно имеется в виду. Вопрос в том, чтобы разработать новое соглашение, которое позволяло бы урегулировать проблемы в разных аспектах поведения Ирана. Это предложение заслуживает рассмотрения, и нельзя сказать, что мы его отбрасываем.
Если следовать той логике, которую излагал президент Франции, то СВПД должен остаться в силе, но нужны переговоры, которые коснутся будущего этого плана после 2025 года, ракетной программы и региональной политики Ирана. Это все обсуждаемо и в этом есть элемент стремления французской стороны сохранить СВПД. Однако авторы таких идей и предложений должны предлагать конкретные решения и форматы этого диалога. Пока в этом плане мы ничего не получили. Но повторю: нельзя ломать то, что работает.
— Готов ли будет Иран обсуждать дополнительные вопросы по своей роли в регионе и по ракетной программе?
— По некоторым аспектам, не относящимся к СВПД, например по аспектам региональной политики, Иран такой диалог уже ведет. Соответственно, такой диалог надо продолжать и искать решения, а не усиливать прессинг на Тегеран, чтобы добиться односторонних уступок. Думаю, что весь опыт работы над СВПД показывает, что в ситуации с Ираном односторонние уступки невозможны.
Про ракетную программу хочу сказать, что вообще в мировой практике нет примера договоренностей по ограничению тех или иных ракетных вооружений, кроме того опыта, который был накоплен Москвой и Вашингтоном за много десятилетий работы в этой сфере. Не существует универсальных подходов к решению проблем в ракетной сфере: ограничения по дальности, по полезной нагрузке, по типам вооружений, таких договоренностей вообще не существует, кроме российско-американской системы соглашений в сфере разоружения и контроля над вооружениями. Конечно, можно обращаться к этому опыту, но потенциал, который был создан в бывшем СССР и есть теперь у России и США, совершенно несопоставим с тем, что есть у Ирана.
Но главное то, что резолюция № 2231 Совета Безопасности ООН, которая «освятила» собой СВПД, содержит известное положение с призывом к Ирану воздерживаться от создания носителей, способных доставлять ядерное оружие. Это формула, которая, с одной стороны, ничего официально неоспоримо не запрещает, но, с другой, содержит элемент указания на то, что не следует заниматься ракетными пусками в том случае, если ракета специально разработана для доставки ядерного оружия. Любой специалист в ядерной сфере скажет вам, что носитель ядерного оружия существенным образом отличается по своей конструкции и характеристикам от ракет, предназначенных для доставки обычного боезаряда, а также от космических носителей.
Поэтому если подходить к этому не политически, а профессионально, будет видно, что Иран подобного рода разработками не занимается и к нему не может быть претензий. Соответственно, на наш взгляд, эти претензии к Ирану продиктованы политическим подходом и стремлением усилить нажим на Тегеран в силу обстоятельств, не имеющих отношения к СВПД и, по большому счету, не имеющих отношения к ядерной программе Ирана.
— На днях Россия и Китай опубликовали совместное заявление, призывающее сохранить ядерную сделку. Какие еще шаги намерена предпринять российская сторона для сохранения СВПД?
— С Китаем мы действуем в унисон. Опубликованный текст заявления — четкий, однозначный — посылает все нужные сигналы о том, что и как следует делать. По рабочим каналам, на всех площадках, по линии посольств, консультаций со всеми странами и, разумеется, в Вене и Женеве мы продолжаем «столбить» свою позицию.
— Одним из самых жестких критиков СВПД является Израиль. Будет ли тема иранской сделки обсуждаться на предстоящих 9 мая переговорах президента Владимира Путина и премьера Биньямина Нетаньяху?
— Мы ведем достаточно профессиональный и заинтересованный диалог с Израилем. Эта сделка, наверное, была бы приемлемой для Израиля, если бы Иран без всяких оговорок принял максимально жесткие условия. Но серьезность договоренностей и их жизнеспособность в классике дипломатии измеряется равной степенью недовольства участников. СВПД — именно такой случай.
— Как вы считаете, ставит ли ситуация с СВПД под угрозу любые соглашения с КНДР по ядерной программе Пхеньяна?
— Меня серьезно беспокоит стремление Вашингтона сначала создать кризис, а потом на волне этого кризиса решить те или иные проблемы. То, что сейчас происходит вокруг СВПД, похоже на предшествовавшее нынешней фазе диалога с участием Пхеньяна нагнетание обстановки вокруг Корейского полуострова. Хотя прямые параллели, на мой взгляд, здесь не работают.
Мы поддерживаем политический процесс, связанный с денуклеаризацией Корейского полуострова. Но мы уверены, что сохраняются риски. Эти риски нужно минимизировать. Понятно, что в Пхеньяне учитывают повороты американской позиции в отношении СВПД и понимают, что по некоторым значимым аспектам предсказать поведение США достаточно трудно.
— Говоря об отношениях с Вашингтоном, что можно сказать о подготовке встречи президентов Путина и Трампа? Есть ли поручение ее готовить?
— Мы, разумеется, все инструкции имеем, мы считаем, что в нынешней обстановке контакт на высшем уровне стал бы крупнейшим шагом вперед. Без встречи на высшем уровне существует опасность сохранения отношений на нынешнем крайне низком уровне, что весьма нежелательно. Мы усердно делаем собственную домашнюю работу, готовясь к возможной встрече. Но понимания, где и когда она может состояться, у нас пока нет.
Ситуация с летчиком Константином Ярошенко — нагляднейший пример того, насколько неэффективно наши американские коллеги реагируют на ситуации, которые очень трагичны по-человечески и которые можно было бы решить при наличии политической воли. Если бы это было сделано, это оказало бы колоссальный оздоровляющий эффект и стало бы серьезным сигналом того, что что-то начинает меняться к лучшему (6 мая жена российского летчика Константина Ярошенко сообщила, что он был на месяц помещен в карцер. Она рассказала, что у ее мужа тяжелое состояние здоровья и он может не вынести месяц в карцере. — РБК).
— МИД довольно давно анонсировал подачу иска по поводу российской дипломатической собственности, к которой американские власти запретили доступ. Когда и в какой суд он будет подан?
— Шесть объектов уже на счету наших американских коллег, которые они под неприемлемыми предлогами у нас изъяли. Все это сугубо политическая демонстрация неприятия России как фактора международной жизни. О какой угрозе американской безопасности можно говорить, когда речь идет о консульском обслуживании граждан, в том числе и американских?
Иски готовятся. Мы этим занимаемся очень плотно. Диапазон по времени подачи, наверное, не самое главное. Мы, конечно, по этому пути пойдем, исполняя соответствующее поручение президента. Мы должны правильно оценить ситуацию и увидеть возможности для того, чтобы максимизировать шансы на успех. Мы на сто процентов ув источник »
