фото показано с : sgpress.ru

Александр Кузин — родной для «СамАрта» режиссер. На сцене нашего тюза он создал душевный спектакль для детей («Счастливый Ганс»), масштабное полотно про войну («Василий Теркин»), размышления о природе искусства («Жизнь артиста»). Постановщик потрясающе работает с классическими текстами. Его «Ревизора» хочется пересматривать столько же раз, сколько перечитывать гоголевскую пьесу. Теперь режиссер представил на суд зрителей «Поминальную молитву» по пьесе Григория Горина. В поисках гармонии Духовное искание в премьерном спектакле начинается сразу. Старинный стих «Грешный человече» красивым многоголосьем наполняет огромный зал «СамАрта». Все персонажи рассаживаются по местам и поют о том, что человеку не надо «ни злата, ни серебра», а только «сажень земельки». И лишь Тевье-молочник не принимает участия в общем хоре. Ему гармония, заданная музыкой, не посылается свыше, в поиске ее он проводит всю свою жизнь. Знаменитая пьеса Григория Горина «Поминальная молитва», написанная по мотивам цикла рассказов классика еврейской литературы Шолом-Алейхема, гремела не только в «Ленкоме». Там после смерти Евгения Леонова постановка Марка Захарова не шла долгое время и была восстановлена в 2021 году — Сергей Степанченко и Андрей Леонов играют главную роль по очереди. Шла она и в «СамАрте», где блистал Николай Михеев, а в качестве приглашенных артистов однажды выступали Владимир Стеклов и Александр Абдулов. Режиссер премьерного спектакля Александр Кузин не видел той прославленной самарской постановки. Для него важны не легенды, которыми, как днище корабля ракушками, усыпана «Поминальная молитва», а глубинный смысл, заложенный в пьесе и, к сожалению, не теряющий своей актуальности. В деревне Анатовка… Русский человек еврейского происхождения иудейской веры живет в деревне Анатовка, которую «даже на картах не пишут, потому что название длинней, чем территория». Игорь Рудаков — точное попадание в образ Тевье. Актер достаточно возрастной, чтобы обладать мудростью, и достаточно молодой, чтобы с достоинством нести тяжкое бремя. Молочник ежедневно впрягается в повозку, поскольку лошади не по силам везти ее в горку. Пять дочерей — тоже скорее обуза, нежели благословение, для бедного человека, который к тому же обладает добрым сердцем и потому не в состоянии насильно выдать хоть одну из них за богатого, но нелюбимого жениха. Тевье Игоря Рудакова — красивый зрелый мужчина с прямой спиной, не согнувшейся под грузом испытаний. Он не бессловесная игрушка в руках судьбы, а полноправный собеседник господа. Ольга Агапова, как признался Александр Кузин, стала главной виновницей появления спектакля в репертуаре «СамАрта» — именно для ее юбилея была выбрана пьеса. Голда — полноценный партнер Тевье, в остроумии и силе характера она не уступает мужу. Актрисе удается создать полный душевной теплоты образ жены и матери. Даже бедность (но не нищета, как гордо она заявляет) не мешает ей одаривать заботой окружающих, будь то дочери, муж, пьющий сосед, бедные родственники или случайные прохожие. Но спектакль можно в той же степени назвать бенефисом и для остальных актеров. Каждого хочется рассматривать подолгу. Невероятно остроумный и приятный в своей непосредственной наглости долговязый Менахем в исполнении Алексея Меженного. Необъяснимо глубокий и наделенный какой-то врожденной мудростью Степан Дмитрия Добрякова. Роскошный Лейзер Сергея Захарова, украшенный двумя редкими для деревни вещами: меховым воротником и деликатностью. И, конечно, блестящая россыпь молодых исполнителей (о каждом из которых возникает желание говорить отдельно, жаль, не позволяет объем публикации): все пять дочерей Тевье и трое совершенно неподходящих, по мнению отца, женихов наполняют постановку энергией упрямой юности. Урядник Юрия Коннова своим богатырским телосложением символизирует солидность власти. Принося все более печальные вести Тевье, все ниже сгибается он под тяжестью государственного бремени. «Когда я до тебе буду опять ходить за молоком, а не за слезами?» — вопрошает он с горечью. Помогает как может — предупреждает об ударах судьбы, обеспечивает заключенного продуктами и теплой повозкой. Начисто лишенными религиозного фанатизма и одинаково мудрыми обозначены в спектакле представители разных конфессий: православный священник Сергея Макарова и ребе Алексея Елхимова. Не разбрасываясь словами о том, что жизнь есть высшее благо, ребе констатирует: «Лучше не рождаться, но не каждому так везет». Вопросы к всевышнему На сцене по заведенной самартовской традиции присутствует живой оркестр. Его участники задействованы в спектакле наряду с остальными артистами. Они реагируют на реплики, разделяют судьбу персонажей. Музыка не только включена в действие, она символизирует ту гармонию, которую Тевье ищет и в жизни. Он обсуждает все острые углы со своим главным собеседником — богом. Не то чтобы советуется, но дискутирует. Со многим не согласен, но приправляет роптание иронией. Остроумные шутки, которыми щедро приправлена пьеса Григория Горина, перемежаются с глубокими риторическими вопросами, которые Тевье обращает наверх. Ежедневно сражающийся с бедностью и бытовыми трудностями молочник не жалуется, а ищет сокрытый смысл, допытываясь: зачем? Не ради же собственного развлечения всевышний сыплет на головы смертных свои испытания. Зачем-то ему это нужно. Символом взаимоотношений между человеком и богом является древо жизни, возвышающееся в самой глубине сцены над резными фасадами одноэтажных построек. Художник-постановщик Кирилл Данилов наполняет ветви милыми деталями: домиками, церквями. Уютный мирок, столь же камерный, сколь и метафорически огромный. Во втором действии житейские подробности стираются под натиском стихии — дерево обозначено лишь серым силуэтом. Их сметает то ли зимней стужей и пургой, пронесшейся по закону природы, то ли смерчем межнациональной розни, не понятно по какому закону, регулярно прокатывающемуся по земле. Холода, стужа, метель — это естественный враг. Режиссер Александр Кузин исследует, насколько естественным является межнациональная ненависть. В разгар свадьбы на сцену врывается истеричная коротышка (малый рост подчеркивается контрастом с окружающими) — женщина в кожаной куртке и фуражке (привет грядущим товарищам из ЧК), и максимально неестественным голосом начинает верещать о борьбе за место под солнцем и патриотизме. Ее уносят со сцены. Хочется верить, что лечить. Но если она воплощенное зло, столь же неприятное, сколь и противоестественное, то что руководит остальными погромщиками — неловкими гигантами, которые, ссутулившись и всячески демонстрируя застенчивость, сообщают: «Побить вас треба…» И вновь Тевье вопрошает только одно: «Зачем богу на это смотреть?» Символ бессмертия На протяжении всего действия подчеркивается мирное сосуществование народов: «В деревне Анатовка с давних пор жили русские, украинцы и евреи. Жили вместе, работали вместе, только умирать ходили каждый на свое кладбище». Древо также обозначает взаимосвязь всей жизни на планете и служит метафорой для общего происхождения. Доведенный до отчаяния выпавшими на его долю испытаниями: «Да разве остались у Него наказания, которые еще не выпали на мою голову?! Зачем жить дереву, если нет у него листьев и ветвей?!», Тевье хочет срубить дерево. Но топор его ломается. Связь и гармония между землей и небом, человеком и божественной сущностью не обрывается. Этот символ означает еще и бессмертие, возрождение после кончины. Так, может, надежду на грядущее благополучие получает Тевье, и мы вместе с ним? «Люди только здесь, на этом свете, по разным кладбищам разбегаются. А ТАМ все вместе будем». В финале гаснет свет, и силуэт древа становится пугающим. Световая партитура художника Евгения Ганзбурга наполняет спектакль особой образностью. Монстр тянет свои щупальца к керосиновой лампе, напоминающей лампаду. Но она сияет, оставляя зрителям надежду. Что подпитывает ее? Доброта? Милосердие? Юмор? «Тевье, почему смех?» «А что нам еще остается в этой жизни?» На программке эпиграфом стоят слова Шалом-Алейхема из «Завещания»: «И пусть мое имя будет ими помянуто лучше со смехом, нежели вообще не помянуто». Фотография: Светлана Келасьева источник »

14 +