2020-4-8 19:39 |
Вере Назаровой было пять лет, когда ее эвакуировали из родного Ленинграда в тыловой Куйбышев. Девочка мало что помнила о себе и своих родных. Всю жизнь она по крупицам собирала историю семьи. Под свист снарядов Воспоминания о детстве Вера Петровна сравнивает с кадрами из старого кинофильма. Вот девочка с мамой и папой идут на демонстрацию. Вот долго едут на автобусе, потом плывут на лодке: это путь в деревню, на малую родину отца. Вот большой компанией отдыхают на берегу реки, ловят раков… — Мы жили на втором этаже небольшого деревянного домика на четыре семьи. Отец работал на Кировском, в то время еще Путиловском, заводе, наверное слесарем. Помню, как ходили на завод к нему с мамой, — говорит блокадница. — Когда началась война, отца почти сразу вместе с заводом эвакуировали на Урал. Он уехал, но скоро вернулся: эшелон разбомбили. Вновь воссоединившаяся семья поначалу решила остаться в Ленинграде, люди тогда были уверены, что война продлится максимум два-три месяца. Хоть и видели всполохи идущих поблизости боев и слышали свист снарядов. — Этот свист я до сих пор помню, — говорит Вера Петровна. — Со временем стало понятно, что война будет долгой, надо уезжать. Отец пошел на завод договариваться о машинах, но они кончились, и нам дали лошадь. Мы с матерью и крестная с дочерью погрузились и поехали на какую-то станцию или полустанок, откуда ходили поезда, потому что из Ленинграда они уже не отправлялись. Помню вереницы телег, машин, многие шли пешком. Вдруг со стороны нашего тыла появился немецкий самолет, видно, бомбить летал. Все кричат: «Прячьтесь, прячьтесь!» Мать подхватила меня, потащила под куст. Совсем рядом с нами упала бомба, я помню облако дыма. Но нам повезло: мы остались целы и невредимы. Спасибо, что живая После бомбежки беженцы остановились переночевать в каком-то селе. Родственники, ехавшие с ними, звали Веру с мамой в дом, где разместились сами, но они отказались: там и без них было много народу. Нашли себе приют в другом месте. А ночью снова налет. Мать разбудила девочку. Убегая, они видели, что в дом, где остановились родные, попала бомба, все погибли. Мама закрывала дочке глаза, но страшная картина навечно осталась в ее памяти. Так им повезло во второй раз. Но был еще третий. И четвертый. Счастливых случаев в жизни маленькой ленинградки было немало. — Подали эшелон, меня закинули через окно на самую верхнюю полку, — говорит Вера Петровна. — Поезд то вперед, то назад едет, то стоит. И все время его обстреливают немецкие самолеты. Там меня осколком и задело, по касательной прошел. Соседи по вагону маму утешили: «Скажи спасибо, что живая осталась». Уехать не удалось, вскоре девочка с мамой вновь оказались в Ленинграде. Следующая картинка — трамвай, сигнал воздушной тревоги. Вышли из вагона, побежали искать укрытие. В ближайшее бомбоубежище их не пустили, и, как оказалось, снова к счастью: тот дом был уничтожен. Крапива на обед Рана хоть и была нетяжелой, но воспалилась. Маленькая Вера оказалась в больнице. — Помню, давали щи из крапивы. Я боялась их есть, крапива же кусается, — грустно улыбается Вера Петровна. — Перевязки были очень болезненными. Я плакала, а нянечка говорила: «Ты обними меня и сжимай крепко-крепко, я потерплю». Вскоре Вера потеряла родителей. Сначала — папу. О его смерти девочка узнала случайно: подслушала разговор мамы и больничной нянечки. Мать, плача, рассказывала, как пришел товарищ отца, с которым они вместе работали на заводе. Он сообщил, что отец убит во время бомбежки. Все, что этот человек мог сделать, — собрать в ящик из-под снарядов его останки. Потом к девочке перестала приходить и мама. Что с ней случилось, Вера Петровна не знает до сих пор. После выписки из больницы девочка оказалась в детском доме. 15 июня 1942 года ее вместе с другими воспитанниками этого учреждения эвакуировали в Куйбышев. — Вывезли нас по «Дороге жизни». Естественно, не по льду, а по воде, на катерах, ночью, — рассказывает наша героиня. — Всем детям дали валерьянки или другое успокоительное, чтобы не плакали: хоть и темно, а услышат немцы плач, и начнется обстрел. Нас везли, чтобы пересадить на большой пароход. Там были не каюты, как сейчас, а полати в четыре-пять рядов. Малышей к ним привязывали. Так нас и везли. И над головой немецкие самолеты летали. В мирное время В тыловом Куйбышеве девочку распределили в дошкольный детский дом №2 на Дачной просеке. В документах было указано: родители умерли. Ленинградку отдали на усыновление. Ее взяла женщина из села Новый Буян. — Говорит: «Пойдешь ко мне жить?» — вспоминает Вера Петровна. — Я растерялась. Она сказала: родителей у тебя все равно нет, будешь жить в деревне, братишка у тебя появится. Я и пошла. Приемная мама Анастасия Николаевна оказалась жесткой, немногословной, много работала. Воспитывала меня старенькая бабушка. Нелегко им со мной пришлось. Я дикая была. Война уже кончилась, а я, увидев самолет, прятаться бегу. Бабуля утешает меня: мол, наш летит! До пятого класса сильно заикалась, да и сейчас, если волнуюсь, иногда не могу сразу слово выговорить. Постоянно болела, а еще вши, фурункулы — чего только не было. В 1955 году, после школы, девочка поступила на библиотечные курсы. Окончив их, недолго работала в селе Узюково библиотекарем. Затем приехала в Березу и поступила в партийную библиотеку. Вышла замуж. Муж, Александр Николаевич, работал на автобазе, а Вера Петровна 26 лет помогала в решении проблем в поселковом совете. У них родились два сына. Сегодня у счастливой Веры Петровны шесть внуков и столько же правнуков. Большая дружная семья. Прошлое не отпускает Вера Петровна всю жизнь искала своих родных. Ситуацию осложняло то, что мама с папой не были официально женаты. — Помню, когда мы собирались в эвакуацию, папа говорил: «Ты — Вера Миронова, а я — Петр Миронов». А мама — Шура. И сестру звали Сашка, но ее мы похоронили еще в Ленинграде, — говорит Назарова. Вера Петровна много раз ездила в Северную столицу, отправляла запросы в архивы. Уже взрослой узнала, что родилась она не 14 января 1938 года, как было указано в свидетельстве о рождении, выданном уже в Куйбышеве, а 12 сентября 1936-го. Раздобыла и адрес, где жила. — Я ездила туда, дом сгорел, — рассказывает Вера Петровна. — Про маму ничего узнать не удалось. Еще был брат отца, помню, называли его Леня, видимо, Леонид Петрович Миронов. Я пыталась его даже через программу «Жди меня» найти, но безуспешно. Из всех родных удалось отыскать лишь дочь крестной, с которой они вместе были в куйбышевском детдоме. Случилось это семь лет назад, через газету. — Я искала ее как Сашку, не знаю, почему я так звала ее. Из-за сестры, наверное. И она откликнулась. Оказалось, она не Сашка, а Люда. Живет во Львове, вышла замуж за военного, двое детей. Но, к сожалению, ничего не помнит, в поисках помочь не смогла. Ее родные написали мне, попросили больше не тревожить: Людмила Васильевна сильно расстраивается, читая мои письма. Сегодня Вера Петровна частый гость в школах и музеях Красноглинского района. — Однажды я попросила в магазине взвесить мне 125 граммов хлеба, чтобы показать современным детям, как питались во время блокады. Из буханки получились четыре кусочка, не очень маленьких по размеру, — говорит ветеран. — В войну не такой был хлеб, из жмыха в основном, он тяжелее, поэтому порция выходила размером с детский кулачок. Школьники увидели, говорят: «И все? И больше ничего?» И еще большое мужество. Горжусь тем, что я — ленинградская. источник »