Самая громкая премьера прошедшего года — балет-couture Back to life — состоялась в полном объеме задуманного благодаря дизайнеру-модельеру, члену Союза дизайнеров России, арт-директору фестиваля моды «Поволжские сезоны Александра Васильева» Марии Казак. В качестве куратора она помогла осуществить коллаборацию сцена — подиум и организовать показ коллекций молодых самарских кутюрье перед спектаклем. Это стало своеобразной компенсацией и публике, и самим авторам за перенос на октябрь 2021 года ХХ Фестиваля моды и театрального костюма. Back to life — В показе перед балетом Back to life участвовали не только модели, но и балерины. Какой была задумка? — Показ коллекций самарских дизайнеров — участников «Поволжских сезонов» открывали профессиональные манекенщицы из модельного агентства. А завершали артистки кордебалета, как бы делая переход от fashion-действа к балету. Публика следила за ними затаив дыхание. Пройти два больших круга по колонному залу театра оперы и балета на пуантах — задача очень трудная. Такую идею предложили мы с Юрием Смекаловым (хореограф-постановщик балета — прим. авт.), и девушки согласились. У них была даже конкуренция между собой — кто выступит в качестве модели. До нас и раньше доходили слухи, что артисты балета хотят принять участие в «Поволжских сезонах». Но их график включает вечерние репетиции, и поэтому всегда возникали сложности. В прошлом году нам удалось отпросить с репетиции несколько человек для демонстрации коллекции московского дизайнера Саши Фроловой. Ее фееричные костюмы из латекса участвовали в ведущих мировых выставках, в том числе в Венецианском карнавале на площади Сан-Марко, а также на закрытии нашего фестиваля. Однажды солисты балета Вероника Землякова и ее супруг Кирилл Софонов закрывали показ внеконкурсной коллекции бренда Silk bird из Димитровграда, что вызвало восторг и овации публики. Таким образом, связь балета и моды зародилась уже давно, и на проекте Back to life она окрепла. Поволжские сезоны — Насколько большой ущерб нанесла отмена фестиваля «Поволжские сезоны Александра Васильева» в этом году? — За столько лет нам удалось пережить разные кризисы. И в стране, и личные. Основной костяк фестиваля — три человека. Это авторы и создатели проекта — Ольга Валерьевна Казак (моя мама) и Ольга Вячеславовна Андреева. Плюс им помогаю я. Вошла в проект одиннадцатиклассницей и взрослела вместе с ним, в 2007 году став арт-директором. Сталкиваясь с трудностями, мы понимали, что судьба фестиваля зависит от нас. Так удавалось преодолевать их, брать себя в руки и продолжать работу. Мы знали, что если захотим и решим, то нам все под силу. В этом году впервые появились обстоятельства выше наших возможностей. — Думали уже над фестивалем следующего года? — Планировать сейчас бессмысленно — ситуация кардинально меняется. Очень хочется, чтобы осенью приехали наши иностранные участники. Уже выразили желание китайские гости. Есть предварительная договоренность с «Альянс Франсез Самара» об участии французских дизайнеров. Обсуждаем тему следующего года, с тем чтобы она была интересна российским и зарубежным гостям. Пока она звучит как «Экология в моде». Ждем окончательной развернутой формулировки от художественного руководителя фестиваля маэстро Александра Васильева. Французская сторона готова поддержать нас. У них идея ответственного потребления развита намного сильнее, чем в России. Существуют целые бренды, которые производят предметы одежды и аксессуары из переработанных материалов не штучно, а промышленно. Нам бы очень хотелось привезти этот опыт и рассказать о нем местным дизайнерам. — Вы считаете, в нашей стране уже готовы его перенимать? — Мы постепенно приходим к этому. Крупные торговые компании принимают старую одежду на переработку в обмен на скидки. Волонтеры собирают ненужные вещи для малоимущих семей. Стилисты и околомодная среда тоже адаптировались к такой тенденции. Популярными становятся гаражные распродажи, обмен вещами. Речь идет о перестройке мышления — она происходит постепенно. Жизнь вещи, как правило, намного дольше, чем тот цикл использования, который она проходит у одного человека. Спокойное отношение к повторному использованию видно и на примере известных марок. В прошлом году нашим партнером был маркет-плейс люксовых брендов. Проект родился в Самаре, а потом его создатель уехал в Москву. Благодаря их интернет-платформе можно продать свою брендовую вещь, подтвердив при помощи онлайн-экспертов ее подлинность. Подобных примеров уже довольно много. Могу рассказать про опыт нашей мастерской. У нас образуется большое количество текстильных отходов. Мы отдаем их в центры детского творчества, где педагоги с учениками мастерят из них поделки. Технологическая угроза — Не думали перенести «Поволжские сезоны» в онлайн? — Формат нашего фестиваля тем и уникален, что общение происходит вживую, рождается здесь и сейчас, идет обмен идеями и энергией. Перенести его в онлайн — значит обеднить себя, лишить источников вдохновения и развития. Вообще меня очень беспокоит повсеместная цифровизация. На мой взгляд, в творческих профессиях она недопустима. Я не против новых технологий, которые помогают, но против замещения человека-творца цифровым алгоритмом. Написанные компьютером музыка или картины не должны считаться искусством. Это путь в никуда. Пусть роботы копают шахты и добывают ресурсы, заменяя человека в опасных видах деятельности, но в творческом процессе созидания их быть не должно. Сейчас цифровые технологии меняют привычную реальность и наше поведение. В том числе и в моде. Например, есть возможность сходить в 3D-капсулу, снять трехмерные параметры тела и получить свой цифровой аватар. И потом примерять одежду в интернете на свою копию. Для промышленности это очень здорово, но подобная гонка за прибылью способствует трансформации и переосмыслению профессии дизайнера. — Разве компьютер сможет произвести прорыв в моде, изобрести что-то новое? — Система сейчас устроена иначе. Раньше дизайнер был проводником, тем, кто ощущал социальные изменения, вдохновлялся искусством и перерабатывал информацию. Он мог предвидеть, дать людям нечто новое, удивить публику. Сейчас процесс создания коллекций происходит совсем по-другому. Есть трендовые агентства, которые изучают тенденции фэшн-индустрии и искусственно их создают. Грубо говоря: «Какие цвета были модными в прошлом сезоне? У людей должно быть ощущение новизны. Что мы им предложим в этом году?» — и называют набор новых модных цветов. Эти исследования могут купить крупные компании или небольшие мастерские. Что мы имеем по факту? Придя в торговый центр, видим эти цвета в коллекциях одежды, в окраске подушек и покрывал, обивки мебели и так далее. Роль личности дизайнера теряет ценность. Мы задумываемся о будущем нашего фестиваля и индустрии в целом. Конечно, главное, что беспокоит, — это состояние легкой промышленности в стране. Без ее развития невозможен мир моды. И слабым звеном в этом процессе я вижу практически тотальное отсутствие собственных материалов и фурнитуры. Здесь мы полностью зависим от экспорта. Закрытие границ и сбои с поставками сейчас усугубили и обострили ситуацию. От «Маугли» до «Чайки» — Помните свой первый опыт прикосновения к театру в качестве художника? — В 1999 году, когда я училась в десятом классе, моя мама работала над спектаклем «Малюнки кузнеца Вакулы» театра «СамАрт». Мне доверили сделать для него десять фартуков. Нужно было нарезать ткань на тонкие полоски, смотать в клубочки и связать крючком в переходе от белого цвета к черному. Потом посчастливилось побывать за кулисами на примерках. Так я заболела театром. Первый настоящий опыт получила на втором курсе учебы по специальности «Дизайн костюма» в Самарском архитектурно-строительном университете. В соавторстве с коллегой Екатериной Абрамовой мы на летние каникулы взяли особый заказ. Предстояло разработать и изготовить костюмы для спектакля «Маугли» в постановке Игоря Гольдина в студенческом театре академии путей сообщения. Это был первый официальный договор и труд от замысла до сдачи заказчику. — Работа над какими постановками запомнилась больше всего? — Я помню все проекты. Приятно, что за эти годы поработала практически во всех театрах Самары и области. В «СамАрте» очень долго шел спектакль «Чиполлино». Изначально он делался как разовая студенческая работа. Ставили учащиеся академии культуры с режиссером Ириной Сидоренко, а ребята-практиканты, будущие дизайнеры костюма, под моим руководством создавали внешний облик персонажей. Это была прекрасная возможность для творческого высказывания, пусть и в рамках нулевого бюджета. Постановка с успехом съездила на театральный фестиваль «Золотой ключик» в Евпаторию, а потом «СамАрт» взял ее в свой репертуар. Конечно, я очень горжусь работой над спектаклем «Золотой ключик» Самарского академического театра оперы и балета. Тогда я была еще начинающим художником. Мне доверили сценографию и костюмы. Сложность состояла в том, что театр в это время находился на полной реконструкции. Премьера прошла в Дома актера, но делать все надо было с прикидкой: когда ремонт закончится, спектакль перенесут на большую сцену. Масштабная задача. В итоге «Золотой ключик» благополучно переехал на обновленную сцену театра, где он идет до сих пор вот уже почти десять лет. Детские спектакли — это особая и очень теплая область моей работы, в которой можно раскрыться и как художник, и как мама. Сейчас мне хочется сделать еще одну добрую сказку — яркую, красивую. Чтобы дети с раннего возраста формировали хороший вкус и насмотренность. — Как обычно проходит работа над созданием костюмов? — В самом тесном контакте с постановщиком. У режиссера имеется свой замысел, который он должен донести до всех занятых в процессе, а в итоге до зрителя. В рамках самостоятельной подготовки я освежаю в памяти литературный материал, знакомлюсь с инсценировкой, узнаю, в чем будет ее отличие от первоначального текста. Если я не получаю установок от режиссера, то делаю их для себя сама. Как правило, в каждом проекте ставлю какую-то новую сверхзадачу. — Например? — При подготовке к спектаклю «Ромео и Джульетта» Самарского художественного театра в постановке Павла Карташева мне хотелось глубже поработать с черным. Он в чем-то сковывает, поскольку нет выразительности за счет цвета. Требуется более кропотливая работа с формой, силуэтом, разнообразием фактур. При фронтальной театральной подсветке внутренние линии кроя на черном цвете пропадают. Для их проявления появляются рисующие декоративные линии и элементы, в моем случае — из серебра и золота. В помощь идут театральные декоративные приемы: подкраска, подпыление. В другом спектакле этого театра — «Чайка» по одноименной пьесе Антона Чехова в первой редакции в постановке Карташева — появилась идея создать постепенное затемнение костюмов, происходящее одновременно с напряжением в сюжете спектакля и приближением неминуемой трагедии. У меня была возможность присутствовать на репетициях. Карташев выстраивает рабочий процесс так, что декорации, костюмы и сам спектакль рождаются не отдельно друг от друга, встречаясь только перед премьерой, а работа идет поэтапно. Когда художник Юрий Хариков создал сценографию, репетиции стали проходить в решенном пространстве с элементами оформления. Я смогла присутствовать на них до того, как начала разрабатывать эскизы. Помимо характеров героев мне нужно было через костюмы выразить нарастающую тревожность и грядущую трагедию. Я придумала решение: от светлого знойного дня начала спектакля — к мрачному темному финалу. Эту задачу было интересно рождать и воплощать. В другое измерение — Бывает, что материал не вдохновляет? — Когда сам себе придумываешь творческий вызов, вдохновение появляется в процессе. У меня мышление устроено таким образом, что, погружаясь в материал, я в голове уже вижу, к чему хочу прийти. Сама себе задаю вектор движения, и это очень стимулирует на работу. — Художник по костюмам должен работать в тесном тандеме с художником-постановщиком? — Общение очень важно, нужно уметь договариваться. Дизайнер — человек, который умеет слышать. И встраиваться в процесс. Мне нравится быть частью команды. Наверное, всегда везло на людей, с которыми приятно работать, и результат получался соответствующий. — Когда смотрите спектакль, дизайнер побеждает зрителя? — Безусловно. Костюмы — это то, на что я в первую очередь обращаю внимание. Даже если смотрю спектакли не со своими костюмами, не могу заставить замолчать внутреннего критика. Переживаю за артиста — удобно ли ему, оцениваю, работает ли это на его образ. Иногда даже приходится пересматривать спектакль во второй или третий раз, чтобы избавиться от субъективности. — Есть в Самаре спектакли, костюмы в которых вам особенно нравятся? — Работа Юрия Харикова в «Мамаше Кураж» театра «СамАрт» в постановке Адольфа Шапиро. Потрясающий проект и заслуженная «Золотая Маска» за костюмы. Мне посчастливилось принять участие в их создании в качестве подмастерья в составе творческого коллектива. Из последних ярких впечатлений — работа художника Юрия Харикова и художника по костюмам Анастасии Нефедовой в спектакле «Пиноккио» в постановке Бориса Юхананова в московском Электротеатре Станиславского. — В чем главная задача художника по костюмам? — Я ее вижу в том, чтобы люди, приходящие в театр, испытали художественное удивление, а затем просветление. Это воспитание чувства гармонии, эстетики, новизны. Для меня идеальное ощущение от спектакля, когда все бытовые заботы остаются за стенами театра и происходит погружение в другой мир, где отдыхаешь душой, наслаждаешься или задаешься вопросами. Визуальная составляющая имеет большое значение наряду с эмоциональным переживанием, которое передает актерская игра. Надо, чтобы людям удалось получить удовольствие, отрешиться от рутины. Высшая цель — после спектакля зрителям хочется выпрямиться, лучше выглядеть, посмотреть на себя как бы со стороны. Особенно сейчас, когда из-за пандемии мы много времени проводим дома чуть ли не в пижамах. И очень трудно заставить себя одеться, привести в порядок. Нам некогда, мы ленимся и отвыкаем. Если после спектакля людям захочется одеться иначе, поухаживать за собой, посвятить себе больше времени, стать лучшей версией себя как внешне, так и внутренне — это основное, чего бы мне хотелось. Ради этого стоит работать. источник »
