фото показано с : sgpress.ru

В 1895-1896 годах будущий классик Максим Горький трудился журналистом в «Самарской газете». Писал статьи, фельетоны, заметки, очерки, рассказы, подписывая их оригинальными псевдонимами. В честь его 150-летнего юбилея мы продолжаем проект «Наученные Горьким»: в течение года знакомим читателей с самарскими публикациями нашего именитого коллеги. Материалы взяты из фонда Самарского литературно-мемориального музея имени Максима Горького. Пылища… На улицу нельзя выходить без респиратора, сетчатых очков и без ваты в ушах, а если вы не запасетесь всем этим, в вас сразу насыпается два пуда пыли. По распоряжению городской управы залежи пыли помещены на Дворянской улице. Это вполне естественно: все города сосредоточивают то, чем могут похвалиться, именно на главных улицах. Управа мостит улицу, пускает обывателю тучи пыли в глаза, а я смотрю на все это и думаю: что есть пыль? По преимуществу это земля, в порошок намельченная. Куда девается она? Частью поглощается человеками, большей же частью улетает в поднебесье, где и увеличивает за счет Земли объем иных планет. Не уменьшается ли Земля от распыления? Несомненно — да. Не вредит ли сей казус человечеству, коему и без того на Земле тесно, о чем свидетельствуют неустанно производимыя им войны, драки и иные скандалы? Несомненно — да, трижды да. Что же отсюда следует? О, городская управа! В интересах всего человечества, в интересах великаго будущаго, ожидающаго его, для-ради распространения на земном шаре добродетелей и во вред развитию пороков — улицы надо поливать! Надо поливать улицы, ибо земной шар распыливается, что сокращает его объем. О, городская управа! *** Покончив с пылью, поговорим о поэзии. Поэзия — это ведь тоже не более как пыль, разноцветная и яркая пыль; ее человеки разводят в чернилах и ей раскрашивают действительность, дабы лекче примиряться с грубостью и бедностью ея. Но это уже некоторая философия, я же намерен говорить о поэзии и — да простят мне это Апполон и Музы! — о поэзии современной… Трудно сказать что-нибудь о поэзии современной, ибо все, что следовало сказать о ней сквернаго и ругательски-ругательнаго, уже сказано до меня. Следовало бы мне молчать о ней, но увы! — она надоедает, как осенняя муха, и вынуждает к защите противу ея поползновений в печать. Как убить ее? Я долго думал над этим и решил — печатать ее! Печатать ее! Пусть мне простят эту жестокость, но я напечатаю… Вот она пред вами в полном блеске своей специфической орфографии. Г. Пенза. … июля 1895 г. В контору редакции «Самарской Газеты». Милостивый Государь, Господин Редактор! Я слышал, что в Вашей газете Такие стихи как вот эти, Печатать на первой страницы Доступны лишь высшия лица; Но я: не высок, и не знатен, Но пачкать бумагу занятен. На первый я раз прилагаю Нижеследующий стих и мечтаю, Вот, вот попадет он в печать, Все с жадностью будут читать И я прослыву, как велик человек Поэт первый номер в наш век. Когда я пойду, все вот скажут идет Поэт! Что в «Самарской Газете» слывет. Ну это оставим, прошу же я вас, Напечатать в газете мой стих первый раз, Как Леонов поэт прослыву я точь в точь Вот стих мой: заглавье, «Июльская ночь». *** Тускло месяц серебрится В тишине ночной Пеленой туман ложится По земле родной. Соловья не слышно трели, Мрак и тишь кругом. И деревья помертвели Все объято сном. Все заснуло мрака ночи Разослан ковер. Мрак и мне слепляет очи, И туманит взор. Тихо все, лишь серебрится Месяц над рекой; А река все в даль стремится Уходя с тоской. *** Остаюсь с почтеньем к Вам, Лично Вас, прошу я сам Стих в газете пропустите Где хотите поместите. Только денег платить вам Не могу, я беден сам Досвиданья! Жду ответ, Юный, пензенский поэт. *** Слово-Глаголь молодец, У него мужик, купец, Кто под руку попадет Всех в газету пронесет. Остаюсь в надежде я Не заденет он меня, А заденет так пускай Послыву как шалопай. Скунин. Каков этот г. Скунин, сын своего времени? Остроумный мальчик. Он «пачкать бумагу занятен». Пишет стихи и опасается, что его «пронесет». «помертвели» и засохли из жалости к нему, человеку молодому, искреннему, сознающему, что он «шалопай» и — по разсеянности, очевидно, подписывающему свою фамилию с двумя однозвучными буквами, из которых одна — совершенно лишняя. Ну, вот, он попал в печать и, надеюсь, доволен. http://sgpress.ru/news/102272 *** Покончив с поэзией и пылью, теперь я имею сказать нечто о панелях. Самарские домовладельцы с Казанской улицы окончательно пришли к убеждению, что по панелям пред их домами никто уж не рискнет ходить, что все те храбрые пешеходы, которые некогда прошли по этим премудрым путям, ныне лежат в больницах с вывихнутыми шеями, руками и ногами, а некоторые уже и умерли от понесенных ими увечий. В силу такого соображения один из домохозяев Казанской улицы, г. Журавлев, взял да и за- строил панель пред своей мельницей во всю ея ширину. Он возвел на ней какую-то будочку серенькаго цвета. Другим остается последовать его примеру, и я думаю, они не заставят себя ждать в этом отношении. Пройдет, может быть, год, от сего дня считая, и вся Казанская улица застроится серенькими будочками. И прекрасно. По крайней мере панели будут скрыты от глаз людских, — это улучшит вид улицы, и по ним нельзя будет ходить — это сократит количество вывихов и переломов костей. Г. Журавлев — гуманный человек, очевидно. Иегудиил Хламида Суббота, 29 июля 1895 года, №161 источник »

125 +