фото показано с : sgpress.ru

Проект, посвященный Году театра, «Самарская газета» запустила еще в декабре 2018 года. Основная его часть, работа театрального клуба, растянется на весь 2019 год. Выбраны классические произведения, постановки по которым могли бы идти на самарской сцене сто лет назад. А сегодня идут на сцене современных самарских театров. Основная же часть проекта, работа театрального клуба, растянется на весь 2019-й. Группа людей самых разных профессий, как связанных со сценой и журналистикой, так и весьма далеких от этих сфер, будет посещать спектакли, вдохновившие художников на создание календаря. А затем под руководством модератора Татьяны Журчевой обсуждать увиденное. Два года назад «Уместный театр» показал премьеру эскиза по пьесе известного современного драматурга Николая Коляды «Канотье». В нем отразились все характерные черты сценического языка молодой труппы. Режиссер Игорь Катасонов при минимальном наборе реквизита и декораций (каркас с двигающимися дверями-купе, пластиковые бутылки, лампы) воплощает на сцене сюжет пьесы. Главного персонажа можно сравнить с Обломовым. Как и герой Гончарова, он является обладателем богатого внутреннего мира при отсутствии внешних событий в жизни. Именно это, несмотря на маргинальность его существования, и привлекает к нему людей. Будь то соседка по общей квартире, бывшая жена — она же любовь всей его жизни, ее сын (а возможно, их общий). В этот раз у клуба «Действующие лица» была необычная форма обсуждения спектакля. Участники проекта делились мнениями и вопросами не только между собой, но также и с постановочной группой. — Формат общения с актерами и режиссером очень интересен. Поскольку зрители могут не только высказать им свое мнение, но и задать вопросы, — отметила Татьяна Журчева. Действующие лица Татьяна Журчева, доцент Самарского университета, кандидат филологических наук Роман Едавкин, психолог Анна Едавкина, психолог Инесса Панченко, ведущая канала ГТРК «Самара» Мария Дворянинова, астролог Ольга Симонова, имиджмейкер Действие первое. Мнения Татьяна Журчева: — Николай Коляда — один из самых значительных современных драматургов. Практически классик. «Канотье» — пьеса раннего периода его творчества. Наверное, вы уловили по смыслу: это не совсем нынешнее время, а чуть пораньше — 90-е годы. Но тем не менее и сегодня вполне современно звучит. И вот она оказалась интересна молодому театру. Коляда — очень острый и современный драматург, который пишет уже более 30 лет. Его пьесы всегда связаны с больными аспектами жизни, но с другой стороны, очень лирические, изнутри него самого. Наверное, поэтому они продолжают жить, находят отклик и не стареют. Этот спектакль — почти премьера. Он восстановлен после большого перерыва, и, насколько я могу судить по своим воспоминаниям, кое-что поменялось. Не только пространство, но и в самих трактовках и сценах. Анна Едавкина: — Как бы это ни казалось странным, подобные ситуации, что мы увидели на сцене, встречаются в работе психолога часто. Треугольники, созависимость, перекладывание драмы. Люди этим увлекаются до сих пор и предпочитают жить именно так. Когда перед ними возникает возможность изменить ситуацию, они выбирают не изменяться, а оставаться в той самой игре. Это затягивает, дает мощный посыл, энергию. Страдают они сами, страдают все вокруг. Но им так лучше, чем прилагать усилия и устраивать жизнь иначе. Моя специальность — детская психология. Ладно родители выбирают такой образ жизни. Но они затягивают в эту систему ребят, которые не могут выйти оттуда самостоятельно, поскольку зависимы от взрослых. Некоторые очень долго, по 30-40 лет. И потом так же выстраивают свою жизнь, по примеру, который видели. У психологов это называется сценарий, который передается из поколения в поколение. Происходит так очень часто. Роман Едавкин: — Периодически в некоторые моменты спектакля мы с супругой переглядывались: «Я его люблю и ненавижу», «Хочу, чтобы он умер, но я его мама» — это действительно что-то, впитанное с молоком матери. Ребенок, который не понимает, любят его или нет. Его хотят убить или обнимают. Потом мы наблюдаем взрослое отношение. Вот герой лежит в одиночестве, ему хорошо. Соседка, почти как внутренний голос, говорит ему: «Давай спой! Сегодня праздник!» Он вроде и хочет, но боится: «Я сейчас чтонибудь сделаю, мамка по шапке даст». И вот они идут друг за другом: бывшая жена, соседка, сын. Бесконечные повторения одного и того же сценария. Каждый раз одно и то же. Если брать срез с точки зрения психологи, это попадание в точку. Мария Дворянинова: — Глядя на главного героя, думала: кто же он может быть по основному своему знаку зодиака? В спектакле сказали: Козерог. Вы себе не представляете, какое это попадание. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что не существует «чистых» Козерогов, Весов и Тельцов. Натальная карта человека — это целая история, огромный мир. Она основана на дате, времени и городе рождения. Поэтому обычные гороскопы не имеют ничего общего с профессиональной астрологией. У главного героя действительно много от Козерога, которым управляет Сатурн. Он, скорее всего, страдалец. Это люди, которые сами себя ограничивают. Загоняют в рамки, там уютно и хорошо. Человек не хочет дальше никуда двигаться. Его соседка — девушка, мечтающая о принце. Когда я консультирую людей и вижу аспект Плутона в Венере, сразу понимаю: человек погряз в роковых отношениях. Ей больше нравится мечтать о ком-то, чем жить с реальным человеком. И таких женщин, к сожалению, много. Я смотрю на героев спектакля, на их проблемы. Захотелось каждому из персонажей сделать натальную карту и помочь. Но некоторым людям это не нужно. Очень удобно находиться в состоянии жертвы. Хочу поблагодарить режиссера и актеров. Спектакль, который цепляет с самого начала и не отпускает до конца, — большая редкость. Хотелось прожить вместе с вами то, что вы проживали на сцене. Ольга Симонова: — Визуальный ряд, по сути, небогат с точки зрения картинки. Но использование символов — воды, пустых и полных бутылок, мгновенной их подмены — обогащает спектакль. У меня сразу возник вопрос: чем обмотали канотье? Это стало понятно в сцене, где герой разбивает кассету и разматывает пленку, как бы сжигая письма возлюбленной. Пленка — символ воспоминаний. Поэтому она намотана на шляпу, которую он носит по особым случаям. Поэтому же она в большом количестве лежит на полу. Порой он ею укрывается. Это его мир. Когда герой разматывал пленку и обволакивал ею возлюбленную, а их обдувал ветер, было так эстетически красиво! Напоминало течение песка, воды — символов времени. В памяти всплыли мандалы. Было чрезвычайно красиво. Хотя при этом очень просто, если вдуматься — ничего яркого или блестящего. Вода вызывает ассоциации с омутом памяти. Когда бутылка подсвечивается и дает прекрасные блики. Это выглядит потрясающе. Действие второе. Вопросы к режиссеру Роман Едавкин: — Мне показалось, что когда в финале все герои подходят к открытому окну, — это взгляд в мечту, в перспективу. Зацикленность. Один и тот же сценарий прокручивается, прокручивается… Они вечно будут пребывать в своей фантазии, не решая никаких проблем. Ольга Симонова: — А мне показалось иначе. В последних репликах герой говорит, что все время просыпает чудесный момент рассвета, никак не может поймать его. И все вокруг его упускают. И это их возможность добрать то, что раньше недобрали. Для меня открытое окно — свобода, свежесть. Игорь Катасонов, режиссерпостановщик спектакля «Канотье. Пополам»: — Открывается окно — это некое разрешение. Главный герой понял, что жить в своем мире — это прекрасно, но жить во имя людей, которые дают тебе какойто импульс, важнее. Финал закладывался именно таким. Герой пересматривает свою позицию. Выбирается из «бутылки с водой». Анна Едавкина: — Зрителям, которых зацепил такой образ, сцена дает возможность это окно открыть в себе и переваривать происходящее дальше. Тут нет четкой концовки. Наоборот, если тебя зацепило — движение пойдет дальше. Терапевтическая модель. Здорово, что это именно так. Инесса Панченко: — А обсценная лексика в самой пьесе присутствует? Игорь Катасонов: — Да. И мы ее оставили. Если проехать в общественном транспорте, можно услышать выражения намного хуже. Недавно вспоминали фразу Кирилла Серебренникова: «Если вам в театре на голову упадет люстра, вы что скажете: ох, какая неприятность?» Татьяна Журчева: — Основой репертуара «Уместного театра» является современная драматургия. Она пытается слышать и воспроизводить современный язык — во всех смыслах. Это тот язык, на котором разговаривают люди. Максимальное приближение к жизни. И, соответственно, театр это транслирует — это должно звучать. У Коляды это всегда художественная правда. Он один из самых тонко слышащих драматургов. У него это всегда художественно оправданно. И никогда не в избытке — ровно столько, сколько необходимо. Без чего сегодня не обходится подавляющая часть населения, даже вполне культурная. То, что возникает вокруг нас, а иногда и в нас самих. Язык изменился. Не только наш. Возьмите зарубежную драматургию, кино, прозу — там те же самые тенденции. Сейчас это общий процесс в языке, в способе коммуникации и самовыражения. Прятаться и делать вид, что мы по-прежнему разговариваем на языке Пушкина, будет очень фальшиво. А настоящее искусство фальши не терпит. Поэтому да, здесь присутствует обсценная лексика, но очень деликатно. Инесса Панченко: — Чего вам не хватает в других самарских театрах? Почему решили создать новый? Игорь Катасонов: — Мы пытаемся делать что-то, что нам интересно с точки зрения творческой реализации. Понятно, что не все могут назвать нас театром. Какой-то каркас вместо декораций, занавеса нет, административной структуры — тоже. Мы пытаемся создать свой способ коммуницирования со зрителями. Иной, чем в других самарских театрах. Пытаемся существовать в более реалистическом ключе. Называем себя «арт-хаусом в театре». Ищем свой путь. «Все родственники любят друг друга, пока не начинается дележ наследства» — театралы и зрители обсуждают спектакль «Король Лир»   источник »

87 +