фото показано с : sgpress.ru

Постановщик сразу, еще до начала спектакля, бросает вызов публике. Жанровое определение премьеры в театре «Самарская площадь» — дивергенция. Надежда на то, что интернет в кармане поможет разобраться в значении этого слова и в его связи с текстом Гоголя, не оправдывается. Публика сразу понимает: просто не будет. В этом ее ожидания не обмануты. Написанный в 1835 году «Ревизор» Николая Васильевича Гоголя — одна из самых старых и популярных русских пьес. Количество ее сценических и кинематографических трактовок за несколько веков перевалило за трехзначное число. Поэтому каждый раз, обращаясь к «Ревизору», постановщик имеет дело не только с самим текстом, но и с историей его интерпретации. Приглашенный постановщик из Санкт-Петербурга Роман Габриа тщательно грунтует текст Гоголя, чтобы написать сверху свой. На его полотне находится место и традиционным режиссерским приемам (красный лоскуток символизирует кровь, черная фата — подневольность невесты и так далее), а также оригинальным и ставящим в тупик образам. Можно долго строить догадки, почему Пушкин, возникший в рассказе Хлестакова, скачет по сцене бабуином. Или почему Земляника говорит с акцентом и носит на голове окровавленные бинты. Мне давно как режиссеру хотелось встречи с Гоголем. Когда пригласили в театр «Самарская площадь», я подумал, что случай настал. Последние два года работал над Пушкиным, который, как известно, подсказал Гоголю эту историю. Я сразу предложил актерам не делать привычный водевиль. Гоголь сам говорил, что устал от подобной трактовки. Он хотел от постановщиков пьесы «Ревизор» серьезности, понимания глубины персонажей. Мы попробовали пойти в эту сторону, и водевильные ходы сами по себе стали отсекаться. Мне показалось, что Иван Александрович Хлестаков — глубокий человек, непростой, он не может просто так волочиться за женщиной. Поэтому появилась любовная линия. Созданию образа Осипа предшествовал долгий путь. Я прочитал статью Мережковского «Гоголь и черт» и его разбор всей поэтики писателя с точки зрения «чертовщины». Мне захотелось туда прыгнуть — это и есть Гоголь. Таким образом Осип стал альтер-эго Хлестакова. Это не просто слуга, он находится внутри сознания Хлестакова, является его второй половиной. Я сразу сказал ребятам, что не буду делать комедию. Нужно было искать новое определение. Дивергенция — отклонение от нормы общественного сознания. Для меня Хлестаков — аутсайдер, свободная личность без работы, без денег, без жены. Театр занимается человеческой душой. Так вот Хлестаков — ревизор души. Он появляется в месте, где существует какая-то проблема. И создает ситуацию, в которой люди раскрываются. Иногда это приводит к трагическим развязкам. Центральной фигурой для спектакля неожиданно становится Осип. В трактовке петербургского режиссера это не просто слуга, это альтер-эго Хлестакова, движущая сила развития конфликта, «тот, кто вечно хочет зла и вечно совершает благо». Драматургия его отношений с Хлестаковым не линейна. Он то руководит и угнетает лжеревизора, то помогает и подчиняется ему. Единственное, в чем он не принимает участия, — любовная линия с дочкой городничего (Вероника Агеева), которая в этом спектакле поднята на уровень истинных чувств. Настолько сильных, что они заставляют мошенника и лицемера покаяться и отказаться от нечестно полученных денег. Роман Габриа предложил театру «Самарская площадь» поставить «Ревизора», поскольку давно хотел поработать с произведением великого классика XIX века. В результате на сцене получился своеобразный «весь Гоголь за один вечер». Хлестаков в одной из сцен щеголяет накладным носом. Осип временами напоминает черта из «Ночи перед Рождеством», который мутит воду и непонятно, больше вредит или помогает. Нашлось в спектакле место и теме маленького человека, которую впервые в литературе заявил Гоголь. Добчинский в исполнении Людмилы Суворкиной неожиданно для зрителей является носителем пронзительно-трогательного начала. Это достигнуто и визуальными средствами (костюм ему нарочито велик и напоминает мешковатый наряд Башмачкина в исполнении Марины Нееловой), и звуковыми — при его появлении на сцене звучит сентиментальная мелодия, которая призывает зрителей увидеть в персонаже носителя некоего мученического начала. Постановочная группа находится в диалоге с автором и временем. И нужно суметь договориться с автором, которого уже нет, со временем — то есть зрителем. При создании стиля сценографии режиссер стал отталкиваться от необыкновенной стены в театре «Самарская площадь». И дальше смог сделать из этого образ. Мы все знаем песню Pink Floyd — The Wall («Стена»). Это символ человеческой косности, граница между свободой и несвободой. Стали рассуждать: когда люди все вместе врут, на что это похоже? Это ансамбль. Коллективная ложь натолкнула нас на идею оркестра. Образ получился очень сценичным. Отсюда появился внешний облик костюмов — оркестровый фрак похож на одежду XIX века. Этот образ держит форму, держит спектакль. Актерские работы в рамках поставленных режиссером задач представляют интересную галерею портретов персонажей, отличных от хрестоматийной трактовки, но созданных в рамках традиционной актерской школы. Скорее утомленный жизнью и отягощенный грузом «грешков», нежели довольный своей ловкостью городничий в исполнении Олега Сергеева. Полная внешнего достоинства и переполняемая внутренним любопытством от скуки его жена в исполнении Натальи Носовой. Разрываемый внутренними противоречиями, так что иногда кажется одержимым дьяволом, Хлестаков Павла Скрябина. Являющийся с первого взгляда носителем звериного начала, но потом превращающийся в нечто инфернальное Осип Романа Лексина. Работа над этим образом для меня шла легко. Не было никаких загвоздок. С режиссером сразу нашли общий язык, понимали друг друга с полуслова. Работали этюдным методом — после института уже стали забывать, каково это. Постановщик проводил пробы на роли, и это тоже было необычно. Мой образ — вторая личность Хлестакова. И притом некая сущность, одна из тех, что обитают вокруг нас. Хлестаков по своей натуре игрок, причем азартный. Это болезнь. Сколько бы он ни играл, просадит все. Иногда даже то, чего у него нет. Поэтому его кто-то должен защищать. Так что Осип — это не просто слуга, а телохранитель Хлестакова, который вытаскивает его из всех неприятностей. Финальный вопрос пьесы «Чему смеетесь? — Над собою смеетесь!» здесь не вполне уместен, потому что постановщик максимально снижает комизм текста, следуя своему стремлению создать не водевиль, а наполненное трагизмом психологическое произведение. источник »

84 +